==Начало игры==

Элиаш стоял в нартексе Мариацкого костела в Кракове. Был он там всего единожды, и потому помещение казалось затянутым дымкой. Ильговский перекрестился и ступил под свод главного нефа и тут же свернул влево, к первому из так называемых стояний, изображений страстей христовых. Поляк снова скользил глазами по клейму, всей душой сопереживая и ощущая собственное несовершенство. Великий пост близился к завершению, наверное, от этого живот у него сводило от голода самым немилосердным образом. Медленно и задумчиво Элиаш обходил пустующий зал кругом, до тех пор, пока не дошел до одиннадцатого стояния. На клейме было очень живо изображено распятие Иисуса Христа. Казалось, что сейчас из Его ран хлынет кровь, Лудэр будто бы чувствовал ее запах, почти видел, как она тягучим ручейком скользит вниз по металлу изображения, от чего желудок свело спазмом, и киндрэт поспешил сделать шаг вперед. Но следующее душеспасительное изображение не принесло облегчения: навязчивый запах крови, такой теплой и человеческой, заставил Ильговского почти бегом выскочить назад в притвор, чувствуя себя распоследним святотатцем. Он толкнул тяжелую дверь костела, из-за которой бил неяркий золотистый свет, и зажмурился.
Открыв глаза, Элиаш понял, что костел пропал, но ни свет, ни запах крови, ни тем более сводящий с ума голод, никуда убираться не собирались. Голова разваливалась, как после недельной попойки, разум отказывался понимать, где это тело оказалось. Он лежал на мягком, но туловище было будто сковано, закостенело и не хотело слушаться. С трудом, со второй попытки, шляхтич сел и увидел перед собой странное создание. Это была очень, просто замечательно красивая девушка, но какая-то неестественная. Во-первых, одета она была совершенно немыслимо, во-вторых, голова неприкрыта, в-третьих, лицо чем-то перемазано – губы в розовом, ресницы в черном…
Элиаш удивленно уставился на «чудо», потом заметил на столике рядом чаши с кровью, и только ценой огромного усилия воли не потянулся к ним. Все-таки совершенно непонятно, где он, кто она, и что тут происходит. Надо осмотреться, и как можно скорее, иначе… Ильговский боялся думать о том, что может сделать в припадке голодного безумия, от которого, казалось, отделяет его не так много. Поляк потер ноющую, будто затекшую шею, и обратился к девушке:
- Кто пани такая будет? И куда это я попал? – голос хрипел и не слушался, а для того, чтобы разжать спекшиеся губы пришлось изрядно потрудиться. Лудэр выразительно покосился на чаши: - Пани позволит?
Разумеется, говорил Ильговский на родном языке, решив по внешнему виду девушки, что она не османка. Сейчас он думал только об одном: ему нужна пища и, желательно достать ее, никого не убив.

Отредактировано Элиаш Ильговский (2011-08-05 00:13:38)

Элиаш благодарно потянулся к чашам и осушил их одну за другой. Впрочем, для полного насыщения трех полулитровых, да даже и литровых емкостей было маловато. Но хотя бы теперь голод не затуманивал сознание, и поляк мог думать чуть более здраво. Перво-наперво он вежливо кивнул, поднес руку к груди и представился в ответ:
- Элиаш Ильговский. Лудэр.
Его вопросов девушка не поняла, но ответила довольно правильно. Видимо, шляхтич, по обыкновению благородных, говорил банальности. Ее коротенькая, сбивчивая речь состояла из трех слов, сказанных на языке священных текстов. Элиаш кивнул, чтобы показать, что понял, но верить не спешил. Теперь, чуть наевшись, он начал сомневаться: а вдруг в питье было что-то подмешано? Впрочем, иного выхода у него не было, да и теперь волноваться было поздно. Шляхтич исподволь оглядел себя и ужаснулся: ни жупана, ни шаровар на нем не было. Вместо первых красовалось нечто, плотно прилегавшее к ногам и чуть сковывавшее движение, сделанное из плотной грубой синей ткани и смутно напоминающее привычные шаровары. Сверху же была вообще какая-то страшилка несусветная. Мало того, что черная, как у духовника, так еще и на ощупь какая-то… Такой Элиаш еще никогда не видел, хотя в свое время разбирался неплохо. Ткань была такой же статусной вещью, как конь, оружие или кушак. Последнего, кстати, не наблюдалось совсем. Это кто же его так унизить решил? Или… Внезапно в голову пришла странная мысль, что он мог проспать долго, очень долго… Тогда становилось понятно, почему девушка выглядит так странно, почему на нем такая непонятная одежда и нет кушака, почему клевца в поле зрения не наблюдается. Хорошо хоть кольцо при нем. Ильговский спрятал лицо в ладони, переводя дух, и снова поднял глаза на Фэри:
- Laudetur Jesus Christus!* – это одновременно являлось и принятым у католиков приветствием, и коротким благодарением Господу за то, что Элиаш еще жив, за то, что Тиффани – имя-то какое чуднОе! – говорит на латыни, за то, что, возможно, Лудэр в безопасности… Кстати, хорошо бы узнать, что такое произошло в Праге, но это чуть позже. Сейчас надо было узнать самое главное: - Quid est annus?**
Такого напряжения Ильговский не испытывал давно. Он уже чувствовал, что в жизни снова произошло нечто, что ее перевернуло, но еще не знал наверняка, что именно.
_____
* - Слава Иисусу Христу!
** - Какой сейчас год?

И все-таки он не ошибся. Догадываться, что прошло время, и знать, сколько именно его прошло, оказалось несравнимо. Состояние Лудэра напоминало ему то самое, когда он получил по затылку копытом османской кобылицы. Тогда его спас только шлем, которого сейчас на нем не было, да и быть не могло. Почти полвека. Он думал, столько не живут, не то что не спят. Поляк снова упрятал лицо в ладони, выдохнул и почти мгновенно выпрямился. Не хватало еще, чтоб девушка заподозрила его в слабости. Ильговский боялся представить себе, сколько всего произошло за это время, как изменился мир… Стоит ли еще Краков, Мариацкий костел? Да и сама Польша, осталась ли?
- Четыреста семьдесят пять лет назад наши люди отыскали убежище Лудэр, в котором обнаружили вас. Вы использовали артефакт, видимо, желая избавиться от незваных гостей. Но вместо этого заснули. Наши люди взяли вас с собой и отвезли в замок. Сюда, - проговорила Тиффани. Гнев, тут же всколыхнувший кровь Элиаша, могли выдать только побелевшие скулы да сжавшиеся в точку зрачки. Мародеры, вот у кого он оказался! Что этим курвам от него нужно, раз они так долго держали его у себя и он до сих пор жив?
«Так, сейчас нужно тихо избавиться от Тиффани и бежать отсюда. Не важно, куда. Возможно, что и некуда,» - подумал киндрэт, а девушка продолжала. Да, действительно, некуда. Клана больше нет как такового. Замечательно.
- Тиффани, - проникновенно обратился к молоденькой Фэри Лудэр, как только за ее подругой закрылась дверь. – Мне… горько и тяжело слышать то, что ты рассказываешь. Мне бы очень помог сейчас корень валерианы. Буду признателен, если ты мне его принесешь, - честно не соврал Ильговский. Поляк прикрыл глаза, больше моля Бога о том, чтобы девушка не заподозрила подвоха и не смогла увернуться от его просьбы, нежели действительно борясь со свалившейся на него информацией. Посыпать голову пеплом он будет  потом, сейчас требовалось действовать.

======> Спальня Сплетающей

Даниэль мысленно поставила себе "галочку" продолжить начатый разговор. И мысленно же порадовалась, что Тиффани не занесло в комнату двумя минутами раньше. Да, она говорила на гвенмате, но все же спальня - не Темная комната, в которую не попадают посторонние.
Молодая женщина последовала за Матеушем. Она тоже по дороге размышляла о лудэре.
Лудэр. Представитель давно уничтоженного клана. Клана, участвовавшего в войне, ставшей причиной появления Семьи - в некотором смысле. Почему Ренуа д'Осмонд и Вацлав Кошта не убили его? Ведь первые вампиры вошли в Семью года спустя. А до этого их убивали. Этот заклинатель не был птенцом, которому можно было бы заморочить голову сказками о подлых "клановых убийцах" и благородных "спасителях". Он должен помнить, как все обстояло на самом деле. Можно сыграть на вражде с некромантами - для проснувшегося киндрэт воспоминания еще слишком свежи. Но как объяснить, почему Семья выступает против всех кланов? Рано или поздно он это заметит и поймет. В противном случае остается запереть его в подвалах замка, но тогда уж точно доверия не завоюешь и секретов не узнаешь. Да и неизвестно, на что заклинатель способен.
"Ох, д'Осмонд, какую ж головную боль ты оставил мне в наследство..."
Сплетающая попыталась представить себя на месте лудэра. Что он видел перед тем, как заснул? Людей, которые пришли в его дом. Он хотел прогнать их и задействовал артефакт. Как он еще мог думать о них, как не о ворах?
"Нужно все это правильно ему преподнести. Бессмысленно отпираться, но одно и то же можно сказать разными словами".
Они вошли в комнату, как раз после фразы о валерьяне. Лудэр говорил на латыни - что ж, в его время этот язык еще оставался языком высокой мудрости и сакрального знания. По внешнему же виду можно предполагать, что он определенно из восточных славян - поляк или чех, скорее всего. Описание одежды, в которую он был одет во время встречи с людьми Семьи, оставленное предками, свидетельствовало больше в пользу первого варианта.
- С пробуждением, пан. Рад видеть, что вы, наконец, пришли в себя. Полагаю у вас накопилось не мало вопросов и уверяю вас - все здесь с радостью на них ответят. Позвольте представиться - моё имя Матеуш Кошта, а это моя помощница - Даниэль. Прошу вас - чувствуйте себя как дома и спрашивайте о чём пожелаете.
Матеуш играл роль радушного хозяина, хотя знал о сомнениях той, кого только что представил как свою помощницу. Молодая женщина с улыбкой присела перед "гостем". Или пленником - смотря как посмотреть. Вряд ли мудро отпустить лудэра на все четыре стороны с возможным знанием месторасположения резиденции Семьи. Хотя, скорее всего, он бы недалеко ушел.
- Пан Кошта - второе лицо в нашем замке после его хозяйки, - пояснила Даниэль, намеренно ввернув данное обращение и в адрес самого Разящего, подчеркивая его родственность с лудэром и заодно высказывая догадку относительно происхождения последнего. - Они ждали вашего пробуждения, хотя на то было мало надежды. Мне доверено объяснить вам то, о чем, возможно, успела поведать Тиффани. Какой язык вам предпочтителен?
Сплетающая помолчала, потому что как раз в этот момент отосланная Матеушем упомянутая фэри вернулась с испрошенным корнем валерианы. Почти одновременно вошла Линда, неся на подносе еще три бокала с кровью, на сей раз, побольше объемом. Обе девушки присели перед гостем и Разящем и удалились. Гвен продолжила:
- Как вы заметили, в этом замке люди живут вместе с киндрэт. О вашем виде известно давно в первую очередь благодаря войне между вашим кланом и кланом другим. Вы вызвали интерес. За вами стали наблюдать. Когда вампиры покидали Прагу, они делали это в спешке и многое не успели забрать с собой или спрятать. Уничтоженную резиденцию, как теперь ясно, клана Лудэр разорили, навесили ловушек, но по большому счету о ее защите не заботились. Люди нашли способ туда войти и отыскать то, что другие не посчитали нужным взять. Это была книга учета припасов, доставленных в несколько из убежищ. Одно из них было вашим.
Она снова помолчала, давая время переварить услышанное и заодно подбирая дальнейшие слова так, чтобы не выдать то, что нельзя заметить в замке собственными глазами.
- В ваших глазах, должно быть, появление людей выглядело вторжением воров. Но не спешите судить. Кадаверциан тоже искали уцелевших и их наследие. Рано или поздно они бы пришли к вам. Но вряд ли оставили бы в живых. Наши люди сберегли все, что смогли, здесь, в этом замке, - Сплетающая сделала неопределенный жест рукой, будто говоря: мы не воры, мы хранители. - Оно ваше. К сожалению, среди жителей замка нет ни одного лудэра, кроме вас.
"Зато есть кадаверциан, - отстранено подумала молодая женщина. - И это может повлечь весьма серьезные проблемы".
Заметив, что заклинатель чувствует себя крайне неуютно в непривычной одежде, она добавила:
- К сожалению, за минувшие века ваш прежний наряд истлел. Так ходят сейчас в современном мире - одежда больше не говорит о знатности владельца, весь выбор ограничен только вкусом и средствами.
Даниэль опустила взгляд и поправила складку собственной пышной юбки. Затем вновь обратила все внимание на вампира, готовая слушать все, что он скажет.

- ...Меня зовут Элиаш Ильговский. Было бы большой удачей, если бы смогли изъясняться на чешском языке.
Элиаш - имя Матеушу понравилось - да и звуки из близкого языка согрели Разящему душу. Как гость пил кровь, Матеушу понравилось - за сотни лет сна он должен был быть просто зверски голоден, но тем не менее вёл себя более чем достойно и не собирался выказывать голода. Разящий невольно слегка сощурился, как сытый кот, греющийся на солнце. И вообще - с каждым словом Даниэль, он всё больше напоминал этого самого кота.
- Если я правильно вас понял, за последние четыреста лет люди узнали о существовании киндрэт?– уточнил поляк. – Насколько я помню их нравы, могу предположить, что много кровных братьев погибло из-за человеческого страха. Это произошло после событий Праги, то есть довольно давно. Восстановилась ли численность кланов?
Поляк перевел взгляд с Даниэль на Матеуша.
- Мне очень неуютно без моего духа-помощника, если вы позволите, я воплощу его. Он совершенно не опасен.
Некоторая обеспокоенность, или точнее лишь её тень, неуловимо мелькнувшая в словах лудэра почему-то порадовала Матеуша. Успокоила его - точнее ввело в некоторое состояние полного благодушия. На лице Разящего появилась почти нежная улыбка. Очень внимательная.
В ответ на вопрос Элиаша про людей и кланы, Мати слегка помотал головой и улыбаясь ответил. На чистейшем чешском.
- Не совсем так, пан. Большинство людей по-прежнему не подозревают о детях ночи. О киндрэт, как и раньше, знают лишь избранные или обречённые. Что до численности кланов, - Матеуш замялся лишь на секунду, и заминка его отдавала скорбью, - если забыть о последствиях той давней войны, то всё идёт своим чередом....Что до вашего духа-помощника, - Матеуш стал просто воплощение благодушия и просто запредельной радушности, - разумеется, вы можете воплотить его, и вообще совершать всё, что вам будет угодно, если это не повредит дружественным окружающим, разумеется, - последние слова Разящий произнёс с широкой искристой улыбкой, словно это была очевиднейшая вещь, на столько очевидная, что могла считаться шуткой. К тому же, если Мати не изменяла память, общение с Той стороной не приемлет лжи. А это открывало интересные перспективы. Но, разумеется, Разящий не собирался просвещать пана Элиаша относительно своей осведомлённости.
- Как я понимаю, моего пробуждения ждали не из праздного любопытства. Я готов отдать вам долг чести, если это не повредит клану или светлой памяти о нем, а также не связан с разглашением секретов, которые могли бы повредить всем киндрэт.
Матеуш снова слегка покачал головой и слегка поднял руки, в жесте напоминающем жест сдающегося человека.
- Ну что вы, пан Ильговский, мы ни в коем случае не собираемся требовать от вас ничего, что могло бы нанести ущерб вашей чести и памяти. Уверяю вас, вы и ваши секреты в полной безопасности.
Матеуш достал телефон и нажал всего пару клавиш.
- Вам принесут все ваши вещи. И мы ещё поговорим о том, как вы устроитесь в новом времени. Мы только попросим от вас содействия, точнее вашей дружбы, если мне позволительно использовать это слово. Что же до всех этих забот - сейчас в первую очередь вам следует восстановить силы. И мы окажем вам посильную помощь. Если вам что-то требуется, только скажите - мне постараемся раздобыть всё необходимой.
Кошта вновь открыто, совсем по юношески улыбнулся и внимательно посмотрел на Элиаша, чуть склонив голову. Он всем своим видом говорил, что будет рад исполнить желание дорогого гостя.

Элиаш с полным вниманием слушал Кошту, время от времени кивая: все, что говорил Матеуш, радовало лудэра. Существующий порядок в кланах не пошатнулся, с той лишь разницей, что Лудэр в нем больше не было места. Что ж, на все воля Господня. Ощущение, что он идет прямо в расставленный капкан, не покидало Ильговского, слишком уж приветливы были люди. И Балгайра-то воплотить позволили, и некие «его вещи» принести обещали. Неужто, клановые книги? Это было бы великолепно. Правда, говоря о вещах, Матеуш повертел в руках что-то маленькое и незаметное, удостоенное самого настороженного взгляда шляхтича. Артефакт? Но, кажется, ничего страшного не произошло. В ответ на речь человека, судя по всему, все-таки чеха, а не поляка, к которой осторожно присоединилась и женщина, Эш благодарно склонил голову и сдержанно улыбнулся:
- Ваша забота говорит о ваших дружеских намерениях, и я признателен за нее. Думаю, все, что мне сейчас нужно – это отдых и уединение. Что же до содействия.… Во врачевании я силен более, чем в призыве духов, и готов помочь вашим раненым и больным, если таковые имеются, или, возможно, поделиться чем-то с вашими целителями в обмен на возможность обучаться у них. Как я понимаю, медицина не стояла на месте, и существует много такого, чего я не знаю? - как бы намекая на то, что так скоропалительно принимать решение о дружбе он не планировал, но и козней людям строить не будет, произнес шляхтич. Кроме того, обтекаемая формулировка позволила бы ему не разглашать клановых секретов тем, кто покажется ему не достойным их или тем, кто мог бы использовать их во вред. Ведь сила целителя может не только лечить, но и калечить, а яд от лекарства отличает лишь доза, - эту истину Курт вдалбливал в птенца лично, показывая, как действуют те или иные вещества на организм животных в различной дозировке. Впрочем, ловушка, если таковая была, сработала отменно – бежать Ильговский больше не собирался. По крайней мере, не сейчас.
В этот момент комнату наполнила музыка. Поляк вздрогнул и оглядел комнату: звук был такой, будто играли здесь, причем не на известных ему инструментах. Беглый взгляд не помог: этих самых инструментов видно не было, да и комната была самая обычная, никаких хитроумных звукоотражающих конструкций не наблюдалось. Элиашу стало не по себе. Не настолько, чтобы ставить магическую защиту, но достаточно, чтоб не суметь сдержаться и осенить себя крестным знамением. Даниэль достала штуковину, наподобие той, что была в руках у Матеуша и так насторожила Ильговского. Почти тут же музыка прекратилась. На лице шляхтича застыло крайне глупое выражение: смесь некоего суеверного страха, сдержанного любопытства и благоразумной осторожности, грозящей в любую секунду привычно смениться желанием разобраться лично и сию секунду. Даниэль же посидела некоторое время с таким видом, будто прислушивалась к чему-то внутри «артефакта», после чего сообщила блондину:
- Случилось непредвиденное. Прошу разрешения выйти и немедленно заняться выяснением. Я доложу, как только получу полную картину, - дождалась разрешения и, дважды сделав книксен, удалилась. Ильговский понял, что она решительно нравится ему. Недавние рассуждения о возможном главенстве этой женщины показались ему смешными: она покорна, как положено примерной жене. Возможно, женой или невестой она и приходится Коште, отсюда его желание беречь ее. Эш же поднял глаза на последнего и заставил себя совершить жест доброй воли:
- Хочет ли пан присутствовать при воплощении фамилиара?

Разумеется, пан Ильговский был крайне заинтересован вещицей. Вдоволь повертев ее в руках пока Матеуш рассказывал о намерении заняться его образованием, шляхтич вернул так называемый «телефон» Коште и не удержался от вопросов:
- Как она работает? Эти… выступающие квадраты проваливаются так, будто нажимают что-то. Впрочем, думаю, это мне расскажут впоследствии, верно? Что вы имеете в виду под осторожностью? – Лудэр искренне не понимал, что может быть опасного в современной технике. Электричество было знакомо ему только в виде молний, мысль же что кто-то из обитателей замка может причинить ему вред несколько не вязалась с нынешним поведением второго лица замка.
И все же, что за отношения связывают Даниэль и Матеуша? Почему при ней он не мог расслабится, а как только она ушла… погрустнел? Элиаш лишний раз убедился, что Кошта неравнодушен к своей помощнице, и решил не лезть не в свое дело.
Улыбнувшись и кивнув чеху, Ильговский уселся поудобней, склонился к коленям, окружил их руками, больше помогая себе сосредоточиться, нежели пряча происходящее от юного блондина, и потянулся сознанием к заточенному в клановом мире осколку собственной души. Очень скоро Балгайр ответил, в пространстве между руками, коленями и грудной клеткой Эша разгорелся бирюзовый огонь, а когда лудэр поднялся, Кошта смог увидеть лиса песочного цвета, размером поменьше кошки. Мордочка зверька казалась остренькой и уж очень маленькой, а все из-за непропорционально огромных ушей. Он лежал на руках хозяина, свернувшись калачиком и прикрыв жилистые лапы длинным хвостом. Черные пытливые глазки ощупали помещение и остановились на Матеуше.
«Кто это? Где мы? Ты успел во что-то влезть, я уверен! Ты проспал чуть меньше пятиста лет!» - раздался в голове Эша его встревоженный голос. Лис явно был рад, что все кончилось относительно благополучно, но не мог по другому показать, что переживал за своего Лудэра. Тот же улыбнулся, потрепал зверька между ушей и, с трудом сдерживаясь, чтоб не зашипеть от боли, прокусил себе запястье. Лис тут же отвлекся от сверления чужака взглядом и принялся слизывать текущую кровь, набираясь сил для поддержания жизни тела. Эш же в это время отвечал на его вопросы:
«Какой-то замок. Вроде бы, безопасное место. Я тебе все расскажу попозже. Этот человек тут – второе лицо, кто-то важный,» - и, уже переходя на устную речь, представил фенека и человека друг другу как равных:
- Знакомьтесь, это Балгайр, мой фамилиар. Это Матеуш Кошта, второй человек в замке, после его хозяйки, - несколько заучено повторил слышанное  лудэр.  Лис встал, деловито потянулся к поименованному, но с колен не слез, явно собираясь обнюхать Кошту из безопасного места за неимением возможности пожать ему руку.

Слова чеха, безусловно, произвели на Элиаша впечатление: возможности развития науки поражали, но он почувствовал себя мало того, что непойми когда и непойми где, так еще и наивнейшим из созданий, и не сказать, чтоб это ощущение ему понравилось.
- Пан Кошта, благодарю за заботу, но именно в этом смысле быть осторожным я бы догадался,- в голосе поляка послышалось сдерживаемое раздражение. Его, шляхтича, считать неразумным дитятком? Это тянуло на повод для дуэли. Впрочем, вызывать собеседника Ильговский не собирался: унизить его он не хотел, да и на заботу, пусть и явно с двойным дном, эта его речь тянула вполне. Балгайр же обнюхивал протянутую руку, тщательно и осторожно, не касаясь кожи чеха.
- Рад нашему знакомству, Балгайр, - пропел тот. Лис не смог сформулировать то, что почувствовал, а потому перед глазами Эша встала занимательная картинка: крошечный фенек, барахтающийся в водовороте из сиропа.
«Ишь, как щебечет!» - презрительно фыркнул дух.
«Это нормально,» - отозвался Ильговский. – «Я тут уже не меньше получаса, это его наиболее частая интонация. Хотя раньше до такого медоточения все же не доходило. Так что просто не обращай внимания. Думаю, ты ему понравился,» - Балгайр фыркнул, ткнулся напоследок кожаным носом в пальцы Матеуша и вернулся к Лудеру. Правда, исключительно для того, чтобы отправится изучать комнату более подробно: прошелся по кровати к изголовью, заглянул под абажур торшера, зажмурился, проморгался и спрыгнул на пол, чтобы изучить каждый уголок. Элиаш же продолжил прерванный воплощением любопытного звереныша разговор:
- Пан Матеуш, когда я смогу приступить к обучению? Уверен, мне очень многое следует узнать. И в первую очередь я хотел бы разобраться с нормами поведения. Одежда больше не говорит о статусе владельца, как сказала ваша помощница, но должны же быть признаки, по которым теперь различают положение в свете?