Киндрэт. Ночная жизнь

Объявление




Форум в режиме чтения.



Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Киндрэт. Ночная жизнь » Омуты былого » Гринхолл и прилегающая территория. Лесная колыбель (завершен)


Гринхолл и прилегающая территория. Лесная колыбель (завершен)

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

Апрель 1815 года
Воспоминание.
Ян Войцех, Драгана Грейганн.

http://img-fotki.yandex.ru/get/4403/annax77.8/0_58a76_18e39547_XL.jpeg

Отредактировано Драгана Грейганн (2011-08-07 17:42:14)

0

2

Драгана с утра до ночи и с ночи до утра быстрой бурой тенью шныряла по лесу за Зеленой Усадьбой, старательно пытаясь как можно сильнее уставать и как можно больше узнавать. Она была у реки, переходила ее и вброд, и по поваленному грозой дереву, с которого ухитрилась свалиться и выбраться из быстрой реки метров на пятьсот ниже по течению, чем думала. Она была и в самой чаще, где в глазах пестрило настолько, что человеческое сознание отказывалось воспринимать, и там Драгана ориентировалась на звук и запах, напрочь отвергая человечью способность к анализу, да и вообще человечье мышление. Не совалась она за все это время только на запретную территорию, к выкодлакам, да и то, потому что старшие велели, а не потому, что боялась. На дикого, «изначального» грейганна посмотреть было интересно, но нарушить запрет для Драны было немыслимо. Правда, ей повезло: любопытство все же можно было удовлетворить. В стае не так давно жил самый настоящий выкодлак, кажется, он как-то был связан с «отцом» самой волчицы, но для звериного сознания связь эта была слишком сложна. После обращения прошло еще совсем немного времени, и Драгана думала как волк большую часть дня. Инстинкты пробуждали в ней зверя гораздо чаще, чем было нужно. Именно инстинкты, а не разум, говорили ей: вот это важно, это – еда, а это – опасность. Территорию надо знать, чужаков с нее гонять. Какой-то зуд в груди, отступавший только изредка, например, когда она смертельно уставала, был ей неприятен и непонятен. Чтобы заглушить его, волчонок лез к погодкам, зачастую откровенно нарываясь: когда ее трепали или трепала она, не оставалось ничего, кроме горячей ярости, и ей это нравилось. Сейчас же ее одолевало желание познакомиться с новым и непонятным – с выкодлаком. Нет, сама к старшему она бы не полезла, но поглядеть ей не мог помешать никто. Не сказать, чтоб она мозолила глаза дикому, все-таки большую часть ночи она носилась непонятно где, думая непонятно о чем, да и зачастую на любопытство к членам стаи элементарно не хватало силенок. Сейчас же она шла по следу, и запах ей нравился. Звереныш не забывал прислушиваться, чтоб не налететь прямо на старого – не меньше, чем «отцу» лет! – волка, но, кажется, все равно проворонил момент, когда подобрался слишком близко.

+2

3

Теплый апрельский вечер. Солнце, на прощание мазнув золотистым светом пушистые кроны деревьев, покинуло небосвод.  Звуки постепенно стихали, знаменуя собой приход ночи - лес готовился ко сну. Но не все его обитатели предпочитали день, просыпаясь лишь с наступлением темноты.
На опушке, прислонившись спиной к широкому стволу ели, сидел мужчина. Длинная грива темно-русых  волос была небрежно встрепана, пахла смолой и хвоей. Присмотревшись, среди прядей волос можно было различить старые иголки и редкие клочки сухих листьев, будто владелец, если и заметил, то попросту забыл их стряхнуть.
Он отдыхал. Настолько, насколько это было возможно посреди глухого леса. Выражение лица оставалось спокойным, по звериному невозмутимым, и сторонний наблюдатель вряд ли бы смог отметить мельчайшие признаки усталости, изредка невольно проявлявшиеся.
Руки покоились на земле, зарывшись пальцами в талую листву и увядшую хвою. Глаза были закрыты, однако мужчина отнюдь не спал. Этого ему не позволяла ноющая боль по телу, все не желавшая уходить. Мышцы ломило, кровь, казалось, переливалась тугими толчками, давя на стенки сосудов изнутри. Все пульсировало, отдаваясь эхом, подхватываемым и ведомым дальше. Неприятные ощущения, даже по меркам киндрэт.
Но они того стоили. Сегодня ему позволили, впервые за долгое время, сменить облик, посчитав, что выкодлак уже не так опасен и несдержан, как раньше. Превращение проходило болезненно, из-за его крови и долгого отсутствия возможности периодически возвращаться в шкуру волка. Однако такова цена принятия, и Войцех  признал ее.
Чужое присутствие он почуял еще задолго до того, как гость изволил появиться в пределах видимости и досягаемости. Волчонок, - рассудил Ян, изучая незнакомца внутренними ощущениями, - Очень юный.
Он все еще пах человеком, и ощущался, как человек, а не волк, пусть и был в шкуре зверя. Маленький, наверняка неопытный, и столь же любопытный, сколь и, пожалуй, глупый. Мужчина знал, насколько отличается от остальных грейган в Стае.  Чувствовался по другому. Тяжелее, опаснее, со смутными оттенками чего-то темного, дикого. А этот волчонок все равно не побоялся удовлетворить свое..любопытство, желание нахулиганить ли.
Ян открыл глаза и повернул голову в сторону гостя. Гостьи. Бурый волчонок был меньше и аккуратнее по комплекции, чем волки-мужчины. Равнодушно скользнув взглядом по пришедшей, поляк отвернулся, вновь закрывая глаза. Первое время он кидался на всех, кроме Велеслава, без разбору. Просто потому, что - чужие. После присмирел, успокоился. И сейчас внутри не было даже и намека на желание причинить вред маленькой грейган. Ее присутствие не мешало, как и он не стал мешать ей. Посмотрит и уйдет, малышне ведь все интересно, вот и суют нос куда ни попадя. А потом вытаскивай их из всяких передряг...

+1

4

Драгана замерла на краю поляны.
«Вот то, чего ты хотела, смотри!» - пробежал по спине холодок. И она смотрела, жадно впитывая образ сидящего на земле существа. Выкодлак оказался куда внушительнее, чем думал волчонок. Широкоплечий, крепкий, да и встрепанные волосы, как шерсть, поставленная дыбом, зрительно добавляли ему значимости. Дикий. А такой ли уж дикий? Нет, определенно свободнее и необузданнее всех, кого щенок видел раньше. Он казался собранным, будто единственное, что сдерживало его – это его же собственная воля. Драгана качнула хвостом, отмечая, что это хорошо и правильно, так и должно быть. Он повернулся, скользнул по Дране безразличным взглядом и снова закрыл глаза, приняв исходное положение. Почему-то сейчас зарывшийся пальцами в опад волк напоминал девчонке могучий старый дуб. Только вот что-то тут было не так, как дОлжно. И вдруг она поняла: ему больно. Не резко, как при ране, а как-то подспудно. Вроде как у нее в груди ноет, только в разы сильнее. Волчица растеряно переступила с лапы на лапу.
«А хватит ли тебе смелости?» - сама себя спросила Драгана и... шмыгнула вглубь леса. Нет, не струсила. Через несколько десятков минут уже можно было приступать к самому сложному. Тихо, настороженно – а ну как решит, что она что-то плохое задумала? – зверушка подобралась к старому волку и положила ему под руку букетик душицы. Болеутоляющее. Это было действительно страшно. Дикий, непонятный, для неофита он был похож на бурный лесной поток, запертый тонким синим ледком, некрепким и ненадежным. И находилось все это «великолепие» на расстоянии меньшем, чем нужно было для прыжка. Но Драгана справилась и все-таки заставила себя подойти – ей слишком хотелось помочь. Будто уняв его боль, она уймет свой собственный дискомфорт. Глупая. Ну неужели он сам не догадался бы взять травы, если б ему было нужно? Волчица тут же отпрыгнула так, будто ее ошпарили. И снова застыла бурым изваянием, опустив голову к земле и чуть согнув лапы, готовая в любой момент драпать, но все еще немножко испуганно наблюдающая за ним желтыми широко распахнутыми глазами.

+1

5

Негромкий шорох лап, ступающих по покрытой листвою земле, возвестил о том, что волчица, удовлетворив свое любопытство, отправилась дальше. Тонкие ветки хрустнули под тяжестью звериного тела, то тут, то чуть дальше, а после звуки пропали. Мужчина вновь остался один, продолжая безмолвный разговор со своей болью.
Так было лучше и для него, и для нее - Войцех все еще не был до конца уверен в себе. Вспышки раздражения случались, порой по самым незначительным причинам, в одно мгновение переворачивая все внутри. И тут же затихая, придавленное нахлынувшими воспоминаниями. О том, что нельзя поддаваться эмоциями. О том, что лучше их не иметь вовсе. Бездушный, он не сможет радоваться своей жизни, но и не оборвет случайно чужую, по прихоти злого веселья внутреннего Зверя. Того самого, что заставляет мчаться сломя голову за добычей, загоняя, не думая об утолении голода, а лишь находясь во власти особого рода азарта, раз за разом требующего еще, восторженного видом крови, жаждущим этой безумной пляски под покровом ночи, лишь изредка вспарываемым серебрящимся лунным светом, пронизывающим, холодным.
Он менялся, внутри, раздираемый борьбой меж вакхическим пульсом, как глухой бой барабанов, по жилам и усталым разумом подавленной души. Гордость не желала принять поражение, разум - уже успел, тщательно все обдумав и сделав выводы, предлагая жить дальше. И все же заученные, казалось, наизусть картины боя так и мелькали перед глазами, в изощренном порыве напомнить и не дать забыть. Для того ли, чтобы не повторить ошибки или же чтобы разжечь угасшую было злость? Этого волк не понимал, как и, впрочем, не старался. Главным оставалось пережить и начать все заново, не отбрасывая великодушно отпущенный шанс.
А гостья вернулась, робко, крадучись подбираясь ближе, готовая в любой момент отпрыгнуть и понестись обратно. Оно и понятно - выкодлак, неведомый и опасный, да еще и незнакомый. Казалось, открой мужчина глаза, и волчица бы несмело отпрянула. И он так и не пошевелился, со странным ощущением себя в роли некой достопримечательности. Так когда-то выбегала на дорогу ребятня, ведомые мучительным любопытством, в стремлении разглядеть проезжающие мимо конные войска. Поляки посмеивались, иногда останавливаясь и давая в полной мере поглазеть неугомонным детям, а некоторых и вовсе подхватывали на руки и катали верхом, коли было время. Совсем юные, еще только начинающие жить, мальчишки визжали от радости, оказавшись в настоящем седле, с поводьями в руках, на самом настоящем боевом коне, а не дедушкиной дряхлой кобыле, каждое утро возившей телегу с вещами на продажу в город.
Ян тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Эти были приятнее, чем образы жизни в стае Веледа, но и они тянули за собой те другие, что волк пытался забыть. Семья, отказавшаяся от него, посчитав предателем и недостойным представителем рода.  Дом, некогда покинутый, но такой родной и уютный в памяти. Жена и ребенок, оставленные им. Кто знает, что они подумали, когда в одну ночь он пропал. Не лучше ли было им найти растерзанное тело на опушке, чем маяться в ожидании - а вдруг вернется? Уже, безусловно, почившие, а он даже не знал, как они жили, что стало с его имением, что стало с его семьей. Все это давило, будто разом очнулось от длительной спячки, в которую погрузились при обращении. Возвращались человеческие чувства, постепенно, слабые, но - возвращались, хотя лучше бы, пожалуй, их не было.
Наклонившись вперед, мужчина сжал в руке принесенный гостинец волчицы и открыл глаза, чтобы взглянуть на него. Он уже знал, что это, легко определив по запаху, но решил удостовериться, не ошибся ли, да и, наверное, стоило поблагодарить девочку, решившую проявить заботу о незнакомом волке.
Она мигом отпрыгнула в сторону, может в страхе, а может из разумной осторожности. Признаться, Войцеха это даже позабавило, и на какой-то миг вернуло ему частицу теплоты из далекого прошлого. Того, что было уже не вернуть, но оттого не менее притягательного. Помяв растение в руке, Ян поднял голову, встречаясь с настороженны взглядом волчицы, и, дернув уголками губ в подобии полуулыбки, тихо поблагодарил, с непривычкой выговаривая русский - с учителем он общался на родном, игнорируя недовольные замечания Велеслава. Ему нравился русский. Похожий на польский, он был приятен и легок, сквозил странной задушевностью и дружелюбием, но именно это сейчас его и отталкивало.

Отредактировано Ян Войцех (2011-08-10 14:19:17)

+2

6

Волк не напал. Не сделал ничего, что могло бы быть истолковано как попытка броситься. Но просто взял то, что она насобирала, оглядел и смял в руке. Не понравилось? Или зря подошла? Все-таки как была слишком дерзкой, так и осталась. И куда полезла, к выкодлаку, возрастом с мастера, который о-го-го как далеко сейчас!
«А и что с того, что полезла, разве кому от этого хуже? Ну убьет в крайнем случае, и что? И так уже больше пяти зим мертвая!» - неоформленным образом мелькнуло в подсознании, мимолетно вздыбив шерсть на загривке. Губы мужчины дрогнули, как будто он не слишком умело улыбался. Улыбался… Неужели понял ее порыв правильно? Он проговорил слова благодарности так, будто русский язык ему был чужд. Звуки речи выкодлака были такими же «ненашенскими», как у мастера, но по-другому. Наставник свистел и шелестел, мягко журчал, дикий же больше… шипел и жужжал? Нет, Драна бы не поручилась, - слишком мало он сказал. Волчица несколько расслабилась оттого, что с ней заговорили, а значит, кушать пока не будут, вроде как, и опасности нет, подняла голову, качнула хвостом. Шагнула к волку, внимательно следя за реакцией, и сама не понимая, зачем это делает.
Мужчина по-прежнему не предпринимал каких-либо попыток навредить волчице. Просто сидел и смотрел на нее, вновь переполняемый воспоминаниями. О том, как впервые перекинулся, с щенячьей радостью бегая и прыгая, когда тело перестало казаться разрубленным на части. И как шнырял повсюду, ведомый любопытством и новыми, странными ощущениями. Увидеть мир глазами зверя, уже своими глазами – то было невероятно, захватывающе, ни с чем не сравнимое состояние. Вперед вел и инстинкт, заставлявший то охотиться, то прятаться, то пуститься в бег, и выть, долго, надрывно, возвещая о приобретенной свободе и новой жизни.
Быть может, именно это испытывает сейчас незнакомка, крутясь рядом. Учится владеть новым телом, действительно вживаясь в новую шкуру. Человеку трудно воспринять то новое, что он получает, становясь одним из киндрэт, особенно – волком. Войцех знал по себе, как это может быть тяжело, и он не стал бы причинять вред зверенышам. В конце концов, кем же надо быть, чтобы поднять руку на младшего?
- Можем побегать вместе.
Предложение вырвалось само собой. Лес вокруг усадьбы Ян изучил неплохо, но не отказывал себе в удовольствии послоняться в нем, когда выпадала возможность
Будь Драгана сейчас чуть больше человеком, она бы просияла. Ей надоела эта поляна, а волк все еще не представлялся более понятным, да и кто же знает, как по лесам ходят дикие? Банальное, почти детское любопытство заставило ее подойти еще ближе, все еще настороженно обнюхать выкодлака и решить, что больше всего она сейчас хочет побегать с ним. Хотя нет, сейчас больше всего она хочет зайца. Тощего, пахнущего талым снегом, мокрой шерстью и предсмертным ужасом. Теплого внутри шкурки. И кровь, толчками попадающая в пасть. Волчонок возбужденно не то вздохнул, не то чихнул, скакнул в сторону чащи, оглянулся на  выкодлака, идет ли, и уткнулся мордой в землю, с трудом разбираясь в переплетении запахов, но не в силах противостоять голоду. Прошлогодняя листва, только-только проклюнувшаяся травка… Ёжик! Первый, наверно, проснулся! Пробежав метров пять по следу топтуна, она уткнулась в шлейф более аппетитного аромата: тот самый, желанный зайчишка. Только пробежал давно. Но ничего, апрель – значит, гон, дети, вкусно! Про старого волка благополучно забыли, неумело отфыркивая забивающую носик листву и увлеченно идя по следу. По третьему кругу одной и той же петли, которой ушастый хитрец надеялся запутать хищников.
Тело трансформировалось медленно, неохотно, как после долгой стужи вяло, но с каждым мигом все быстрее да живее проклевываются первые ростки зелени. Нещадно болели лапы, подкашиваясь, но зверь упрямо вставал, привыкая, разгоняя кровь, радуясь. Хорошо, что волчица успела скакнуть вперед, вряд ли бы ей понравилось представшее глазам зрелище. Могло даже отпугнуть, разом отбивая весь интерес. Ни к чему ей знать такие подробности различий меж двумя Стаями. Подрастет – тогда и посмотрим.
Мотнув головой, волк поспешил за Драганой. Та уж вовсю резвилась, поглощенная азартом охоты, не замечая ничего вокруг. Прерывать ее Войцех не собирался, помогать, однако же, тоже – волчонок должна была научиться всему сама, его дело лишь приглядывать, чтобы та не покалечила себя по молодости, забравшись куда не туда или напав не на того. С девушками всегда было проще в такие периоды. Они от природы более уравновешены и спокойны, чем мужчины, что передавалось даже самому зверю. Неугомонные – да, энергичные, вертлявые, но никогда безрассудные. Молодые волки же часто попадали в переплет, иногда даже гибли, не в силах выбраться или не успей старшие помочь. По разным причинам. А в Стае Веледа смертей было очень много, они не считались чем-то удивительным или неприятным.
Волк невольно напрягся, но постарался расслабиться, следуя за маленьким волчонком, с таким увлечением преследовавшей свою добычу. Могла ли она знать, что не всегда стоит идти по следу жертвы, а достаточно лишь понять, куда она движется, чтобы выбрать свою тропу для опережения? Не исключено, но неопытность на первых порах всегда брала свое. Ведь кажется, только упусти из виду цепочку еле заметных оттисков лап и тонкий запах, как все, не видать еды.
Маленькая же, наконец, поняла свою ошибку, и, недовольно фыркнув, оставила в покое петлю и вновь побежала по следу. Вкусный запах прошлогодней листвы и талого снега будил в ней такой нешуточный аппетит, что она припустила еще шибче, с трудом вписываясь между деревьями и не ломая кустарники, перескакивая через обильные в этом году ручейки. Не иначе, как свехъестественная природа вела ее, позволяя двигаться бесшумно, как бурая тень. Широкие длинные лапы взрывали почву, отшвыривая назад прошлогоднюю подстилку и оставляя смазанные следы, любопытный нос вылавливал запах зайчишки, но тот внезапно нырнул в сторону, а волчица пролетела еще пару метров, прежде чем прыжком развернуться и… понять, что бурелом под задними лапами течет и сыплется, увлекая вниз, а вокруг пахнет уже совсем не зайцем. Взвизг, больше похожий на писк, вырвался из пасти непроизвольно, щенок едва успел сгруппироваться, чтоб приземлиться на лапы. Глупо, бессмысленно прижался хребтом к земляной стенке, уже понимая уголком разума, что не дождется мастера из Сибири. Медведи спят чутко, а по весне и вовсе просыпаются, голодные и злые. И одним ударом лапы хребет быку перешибают – Драна сама видела, еще в детстве. Тогда мужики с рожном зверя завалили, но ей это не грозило. Проще было бы выскользнуть, да дать стрекоча, но вот лаз в буреломе высоко над головой, а между волчонком и выходом – пахнущая мускусом лохматая зверюга, уже поднимающая голову и, кажется, не довольная появлением незваной гостьи.

+1


Вы здесь » Киндрэт. Ночная жизнь » Омуты былого » Гринхолл и прилегающая территория. Лесная колыбель (завершен)